(нем. Erich Maria Remarque, 22 июня 1898, Оснабрюк — 25 сентября 1970, Локарно) — один из наиболее известных и читаемых немецких писателей двадцатого века.
Ремарк родился в Оснабрюке, Германия, в католической рабочей семье. В 18 лет он был призван в армию, а 12 июня 1917 г. был направлен на Западный фронт. 31 июля он был ранен в левую ногу, правую руку и шею и провел остаток войны в военном госпитале в Германии. После войны он работал библиотекарем, учителем, журналистом, редактором, бухгалтером.
В 1929 году опубликовали наиболее известное из его произведений, «На западном фронте без перемен» под псевдонимом Эрих Мария Ремарк (он изменил второе имя в честь своей матери, которая умерла в 1918 году), описывающее жестокость войны с точки зрения 19-летнего солдата. Затем последовали ещё несколько антивоенных сочинений; простым, эмоциональным языком в них реалистично описывалась война и послевоенный период. Обратная точка зрения, прославлявшая войну, была представлена «Стальным штурмом» (In Stahlgewittern) Эрнста Юнгера. Как и Ремарк, Юнгер тоже был участником войны.
В 1933 году нацисты запретили и сожгли произведения Ремарка, и объявили (хотя это было ложью), что Ремарк якобы потомок французских евреев и его настоящая фамилия Крамер (слово Ремарк, записанное наоборот). Этот «факт» до сих пор приводится в некоторых биографиях, несмотря на полное отсутствие каких-либо подтверждающих его свидетельств.
Сам Ремарк избежал нацистских преследований, поскольку с 1931 года жил в Швейцарии. В 1939 году Ремарк отправился в США с женой Ильзой Ютой Цимбонной, а в 1947 году они получили американское гражданство.
Ремарк и Цимбонна дважды вступали в брак и разводились. В промежутке имел аферы с Marlene Dietrich, Greta Garbo и др. В 1958 году Ремарк женился на голливудской актрисе Полетт Годар (Paulette Goddard),бывшая жена Чарли Чаплина, и они оставались женаты до его смерти в 1970.
В 1958 году Ремарк вернулся в Швейцарию, где и прожил остаток жизни. Умер Ремарк 25 сентября 1970 года в возрасте 72-х лет в городе Локарно и похоронен на швейцарском кладбище Ронко в кантоне Тичино. Годар похоронена рядом с ним.
Произведения:Ранние произведения (1916—1929)
Приют Грёз (Die Traumbude) (1920)
Гэм (Gam) (1924)
Станция на горизонте (Station am Horizont) (1927/28)
На западном фронте без перемен (Im Westen nichts Neues) (1928/29)
Враг (Der Feind) (1930/31)
Возвращение (Der Weg zurück) (1930/31)
Три товарища (Drei Kameraden) (1936/37)
Возлюби ближнего своего (Liebe Deinen Nächsten) (1939/41)
Триумфальная арка (Arc de Triomphe) (1945)
Искра жизни (Der Funke Leben) (1952)
Время жить и время умирать (Zeit zu leben und Zeit zu sterben) (1954)
Последний акт (Der letzte Akt) (1955)
Будьте бдительны!! (Seid wachsam!!) (1956)
Последняя остановка (Die letzte Station) (1956)
Чёрный обелиск (Der schwarze Obelisk) (1956)
Жизнь взаймы (Geborgtes Leben) (1959/61)
Ночь в Лиссабоне (Die Nacht von Lissabon) (1961/62)
Земля обетованная (Das gelobte Land) (1970)
Тени в раю (Schatten im Paradies) (postum 1971) выписки из "искра жизни"Над крематорием медленно выползла луна. Некоторое время она весела прямо за трубой, а её свет ложился поверх клубившегося дыма, из-за чего казалось, что в печах сжигаются духи, а наружу выплёскивается холодный огонь. Потом луна увеличилась, и тупая труба стала казаться минометом, выстреливающим вертикально в небо красное ядро.
...а лежавшим на носилках, ранненым в живот приходилось самим поддерживать руками собственные внутренности..
...от удара голова умершего завалилась назад и отпала челюсть...эсэсовцы от души хохотали...молодой службист почувствовал, что утрачена часть его реноме, приобретённая в результате применения соляной кислоты...,значит в ближайшее будущее придётся подумать о восстановлении подмоченной репутации.
Для переклички это было очень важно. Хотя жизнь узников ценилась девешо и эсэсовцы относились к ней равнодушно, полученная цифра, независимо от того, жив человек или мёртв, должна была быть абсолютно точной. Бюрократию не смущало, трупы это или живые люди.
Пленные посыпали борозды пеплом из крематория. В бумажном мешке был пепел сожженных 60ти человек, в том числе 12ти детей.
Пятьсот девятый больше не прислушивался. В своей жизни ему довелось познать многие страхи; он знал беспросветныймоллюскообразный страх нескончаемого заключения, глубокий мимолётный страх перед собственным отчаянием - он всё это познал и всё это прошёл; да он знал это, но имел представление и о другом, самом главном, и он знал, что это уже на пороге: страх страхов, великий страх перед смертью. Он несколько лет был лишён этого ощущения, верил в то, что этот страх больше никогда не найдёт его, никогда не завладеет им, что он расстворился в безысходности, в постоянной близости смерти и асолютном безразличии. Но теперь он чувствовал ледяные капли этого страха в своих позвонках, и понимал что это так и есть, ибо он снова обрёл надежду, он ощущал этот страх, который представал в его восприятии, как лёд, пустота, распад и беззвучный крик. Упершись ладонями в землю, он смотрел прямо перед собой. Над ним уже было не небо, а сосущий смертельный ужас! Где тут место для жизни? Где сладкие звуки роста? Где почки? Где это, нежное эхо надежды? Сверкая и угасая в горькой агонии, прошепела последняя жалкая искра надежды; гнетуще тяжёлым замер мир в падении и страхе.
Время вдруг перестало быть. Оно растеклось. растеклось во все стороны. Вода времени, расплёскиваясь, стекала по откосам холма.
- О чём ты сейчас размышляешь?
- Обо всём, что избавляет меня от этого страха, от которого кости превращаются в желатин.
Малая группа присела на корточках около барака. Ночь выдалась прохладная и влажная. Но они не очень мёрзли. В первые же часы в бараке умерло 28человек; ветераны сняли с них вещи, которые ещё могли сгодиться, и надели их на себя. Они не хотели заходить в барак: там хрипела, стонала и чавкала смерть. Три дня им не выдавали хлеба, а сегодня они остались ещё и без супа. На всех нарах не прекращалась борьба, кто-то сдавался и умирал. Ветераны не хотели заходить в барак. Не желали спать в этой массе. Смерть была, как зараза, и им казалось, что во сне они перед нею беззащитны. Вот почему они сидели снаружи, напялив на себя вещи умерших, и пристально смотрели на горизонт, откуда должна была прийти свобода.
Шарфюрер Броейр проснулся. Ещё не стряхнув с себя сон, он включил лампу около кровати. В тот же момент на его стол вспыхнули два зелёных огонька. Это бьыли крохотные электрические лампочки, искусно вмонтированные в глазницы черепа мертвеца. Когда Броейр ещё раз щёлкнул выключателем, погасли все остальные лампочки - и только череп мертвеца продолжал светиться в темноте. Это был любопытный эффект. Он очень нравился \Броейру.
Они даже не утраждают себя задуматься, кто мы такие. Они видят в нас тех, кого им хочется, то есть конченых людей. Так они действуют повсюду. Они всё и всегда знают лучше других. Поэтому-то они проиграли войну. Им казалось, что они лучше всех знают о России, Англии и Америке.
Тепло пропитывало их.Это было какое-то животное ощущение счастья. Счастье возраждения; это была жизнь, которая возникла из пепла и которая теперь возвращалась в замёрзшую кровь и в доведённые до изнеможения клетки.В этом было что-то растениеподобное; водяное солнце, которое ласкало и будило считавшиеся мертвецами зародыши.Вместе с грязными корками кожи растворялись грязые корки души. Они ощущали защищенность. Защищённость в элементарном: в тепле. Как пещерный человек перед первым огнём.